Депутат Законодательного собрания Максим Резник после резкой критики председателя петербургского парламента Вячеслава Макарова ушел с должности руководителя комиссии по культуре ЗакСа. Еще раньше он разорвал отношения с Партией роста, в парламентской фракции которой формально продолжает состоять. ЗАКС.Ру побеседовал с политиком о перспективах на новых выборах в Заксобрание, политической конспирологии и узнал, почему должность в комиссии нельзя было предпочесть митингам.
— Максим Львович, вы больше не председатель комиссии по культуре. Что вы потеряли?
— Я считаю, что потерял определенные оковы в своей деятельности. Испытываю облегчение, хотя нельзя сказать, что я не дорожил этим постом. Просто в жизни возникают обстоятельства, когда надо делать выбор. Сейчас такие обстоятельства возникают довольно часто в силу того, что сужается пространство для маневров, гармоничных решений, в том числе и сосуществования разных точек зрения. К сожалению, так развивается политическая история в нашем городе, да и в стране в целом: она становится черно-белой. Сложно не выбирать. Поэтому, пожалуй, ничего я не потерял, кроме ограничений.
Конечно, я вижу неоднозначные реакции своих друзей в соцсетях. Но надо понимать, что это номенклатурная должность и в нынешнем составе парламента она целиком и полностью в руках “Единой России”. Когда возникали острые ситуации, как с Исаакием, я понимал, что меня в любой момент могут снять с должности голосами “Единой России”. К чести Макарова скажу, он никогда ранее не шантажировал меня должностью, хотя ему предлагали снять меня много раз.
А сейчас вопрос был поставлен публично и ясно: не может председатель комиссии по культуре “зажигать” на митинге с Навальным. Или должность, или “зажигать”. Я выбираю “зажигать”. Я это, собственно, и сказал в своем выступлении 2 октября. Поэтому мое выступление было в этой ситуации логичным поступком. Если бы эта должность досталась мне, оппозиции, в результате пакетных соглашений, конечно, я бы добровольно не ушел, но в политически однопартийном парламенте все должности в руках ЕдРа, и пребывание на них зависит от партии власти и от собственной совести. Меня за это часто упрекали.
— Депутат Андрей Анохин об этом часто говорил.
— Не только Андрей Анохин. Максим Кац повторял. Я не следил за всеми, но это нередко звучало. Но я считал, что могу занимать эту должность, пока это не отражается на моей политической независимости, пока я могу говорить и делать все, что считаю нужным. Когда мне ставили в упрек, я отвечал, что могу помочь конкретным людям в этой сфере. Не мне судить, как это получалось.
Но когда мне сказали, что я не могу занимать эту должность, одновременно участвуя в митингах и выражая свою политическую позицию, это была, конечно, неприемлемая ситуация. Поскольку эта должность получена от людей, которые так сформулировали по сути ультиматум, мне представляется естественным отказаться от нее. Она стала неприемлемой для меня.
— То есть выступление Вячеслава Макарова в ЗакСе 2 октября вы восприняли как ультиматум?
— А как это можно воспринять? Понимаете, в политике так много лжи, что все обязательно ищут конспирологические сюжеты. В обычные мотивы, высказанные в нормальном человеческом и политическом контексте, люди просто не верят. Они считают, что что-то не чисто. А на самом деле это тот самый случай. Человек взял и выступил. Если бы он хотел обсудить со мной это, он мог бы это сделать. Но он сказал это на совете фракций публично, формулировки были те же самые, потом это прозвучало в среду. Поскольку мне надо было выходить на трибуну, я ему ответил, что это совершенно неприемлемый ультиматум. Мы с Макаровым политически не сходимся, но в плане политического упрямства похожи. Мне было ясно, что никто из нас сформулированную позицию не изменит.
Еще раз хочу пояснить, что депутатский мандат получен мною от граждан, а эта должность — от “Единой России”. Можно погрузиться в разницу этих должностей и вообще в разницу парламентов V и VI созывов. Я и там комиссию возглавлял, но там единороссов было четверо из десяти, была Марина Шишкина, был другой состав. А сейчас бывали случаи, когда я один голосовал против всех. Бывали такие моменты, когда я думал: “Хоть бы именем Сталина что-нибудь не предложили назвать”. Хочу сказать, что Юрий Васильевич Авдеев при нынешней политической ситуации на этой должности смотрится гораздо более органично.
— Работа комиссии в прошлом созыве сильно отличалась от работы в нынешнем?
— Сильно, как и весь парламент. Он не был однопартийным, а этот по сути однопартийный. Сейчас прошли муниципальные выборы, если кто-то думает, что речь Вячеслава Серафимовича — это про прошедшие выборы, то он ошибается. Речь Вячеслава Серафимовича про следующие выборы, и об этом надо говорить. Я считаю, что сегодня понятна задача — нужно сделать все, чтобы “Единая Россия” больше не рулила в Законодательном собрании Петербурга. Это плохо для города во всех смыслах. Парламент не может быть тем, во что он превратился сейчас своей однопартийностью. В этом смысле я действительно выглядел в этой должности, как рояль при входе на овощную базу, как говорил Райкин.
— Все-таки вы не думали, что лучше предпочесть руководство комиссией митингам?
— Я уже говорил некоторым критикам, какое другое решение у меня могло быть. Я мог сказать: “Ребят, на митинге вас 25 тысяч, ну что я вам один? 24 999 пусть вас будет, а мне лучше остаться на этой должности, потому что я могу много чего полезного сделать. Что я вам там один, если я такой единственный в стране, целую комиссию возглавляю”. Но что будет, если так скажет каждый?
Даже больше скажу, я не собирался на том митинге выступать. Я собирался туда просто приехать. Хорошее дело, важная тема, солидарность. А потом возникло предложение там выступить. Я сказал, что если это важно, то скажу несколько слов. Сказал. Во что это выльется, не ожидал, конечно. Хорошо, что случилось так. Это проявило ситуацию: мы далеки, к сожалению, от гармоничных решений. Но не “зажигать” на митинге с Навальным — это чудовищная дикость со всех точек зрения.
— Вы регулярно выступали на протестных митингах и свое знакомство с Алексеем Навальным не скрывали. Почему претензии возникли сейчас?
— Этот вопрос надо задать Макарову. Я могу только предположить. Возможно, претензия сформулирована не им или им с кем-то вместе. Но какое это имеет значение для меня? Ровно никакого.
— Вы уже два заседания в ЗакСе сидели без флажка Партии роста, от которой избрались. Как так получилось?
— Это тоже естественный ход вещей, не надо искать конспирологии. Наш союз с Оксаной Дмитриевой был основан на общем понимании городской ситуации. Мы разные люди, а на базе Партии роста объединились после того, как я ее сначала поддержал в 2014 году на выборах губернатора. Потом была группа независимых депутатов в ЗакСе. Мы одинаково относились к политике Георгия Полтавченко и его администрации. Но когда пришел Беглов, мы заняли противоположные позиции. Она в целом поддерживает Беглова, в той или иной форме. Моя позиция тоже известна. Как мы теперь будем вместе? Она, грубо говоря, за Беглова, а я против. Надо определяться. Прошли выборы, стоят новые задачи. Главная — вернуть парламент горожанам, отобрав его у “Единой России”, чтобы были механизмы влияния на чиновников.
— В 2021 году вашего союза с Дмитриевой уже не будет?
— До 2021 года надо дожить.
— У вас есть идеи, вместе с кем идти на новые выборы в ЗакС?
— Никаких особенных идей нет. Есть идея оставаться самим собой. Мне сейчас кажется это важным. Не могу сказать, что я не думаю о собственном будущем, но мне кажется важным добиться того, чтобы в российскую политику были допущены люди, пользующиеся реальным доверием населения, тот же Навальный, Ройзман, Яшин, Соболь, Гудков. Иначе это все выплеснется в другие формы. Если вы не пускаете в нормальную политику, значит, получается политика революционных обстоятельств. А по поводу меня — не знаю. Можно, конечно, бесконечно скакать с кочки на кочку в этом болоте. В той ситуации, в которой мы сейчас находимся, было бы не очень разумно строить долгосрочные планы. В любом случае, не собираюсь оставлять стараний.
— Муниципальные выборы для оппозиции прошли успешно?
— Я думаю, что в целом успешно, и “умное голосование” сыграло в этом большую роль. Навальному должно быть большое спасибо от умного Петербурга за это. Мы можем как угодно относиться к нему самому, его взглядам и его мотивам даже, но факт остается фактом. Его участие в этой кампании, участие его людей, аудитории, на которую он мог рассчитывать в Петербурге и которая, как мы могли видеть по “навальнингам”, не самая маленькая, все это внесло серьезный вклад. Были, конечно, ошибки, но в целом получилось. И мы видели, как власть остервенело сражается. Время компромиссов заканчивается. Макаров прямо и честно говорит: “Будем сражаться до последнего патрона, мы становой хребет, мы так считаем”. Ребята, вы так считаете, но вы сильно ошибаетесь. Вы реальная заноза и реальная гангрена, как система и как партия, представляющая эту систему. Муниципальные выборы показали: когда оппозиция пытается действовать сообща, это приносит результат. Да, будет много разочарования в этих муниципальных депутатах, но вопрос не в них, и не в Резнике, Дмитриевой или Вишневском. Вопрос в людях. Люди понимают, что “умное голосование” — инструмент коллективного гражданского действия, способный побеждать, и этим инструментом надо пользоваться. Моя задача — помочь сделать так, чтобы оппозиция конкурировала не между собой, а с “Единой Россией”. Мы не должны повторить ошибки 2016 года.
— В муниципальном образовании “Смольнинское” две команды, представителей которых рекомендовало “умное голосование”, сейчас не могут поделить власть. Такие последствия были ожидаемы?
— Конечно, и такие, и многие другие. И власть будет приводить в пример людей, которые шли от оппозиции, а потом флажок не той расцветки поставили. Власть не знает других способов кроме “сам дурак” и дискредитации. Жаль, что не могут договориться. Жаль, что с Борисом Лазаревичем Вишневский в МО “Морской” мы действовали не сообща. В итоге и его кандидаты не прошли, и у нас нет большинства. Надо уметь договариваться, но не для того, чтобы сохранить статус-кво и снова рассесться в разных вариациях в рамках этой системы. Надо договариваться о том, что систему надо менять.
— Муниципальный совет — место для политики?
— Конечно, место. Место для всего, для живой жизни. Иногда мне говорят, что Илья Яшин много политикой занимается в муниципалитете. Да Яшин всем занимается. Он занимается и реагентами, и политикой, его на все хватает. Муниципальный совет должен быть живым. Когда я был муниципальным депутатом в далекие 2000-2004 годы в печально известном муниципалитете “Георгиевский”, тогда он назывался 74-м, я работал и занимался всем: и политикой, и помощью гражданам. Это была самая тяжелая работа в моей жизни. Но муниципальный совет — место для всего. И тем более, пусть депутаты сами решают, что им делать с портретами. Отстаньте от людей, перестаньте думать о портретах и должностях, люди в тюрьмах сидят. Этим надо заниматься, об этом надо говорить, это важнее всего остального сейчас.
— А почему петербургские депутаты, даже оппозиционные, так редко вспоминают о политических заключенных? Они же у нас тоже есть, взять хотя бы дело “Сети” (признана террористической организацией в России). Никто не ходит на суды, и в публичном поле говорят об этом нечасто.
— Я ни разу не отказывал ни в каких поручительствах ни по каким делам. Наверное, я не настолько занят был, чтобы не сходить на суд. Сейчас точно времени будет побольше. Это важные вещи. Буду больше внимания на них обращать. Насколько я знаю, Борис Лазаревич тоже на них обращает внимание. Другие депутаты — нет. Это плохо.
Когда сняли портреты в МО № 72, кто-то из телеграммеров написал, посмотрите, как надо, как ведет себя молодежь, а Резник с Вишневским мхом в ЗакСе поросли со своими выступлениями. Не буду иронизировать на тему, как себя дальше повела та молодежь, но то сообщение Telegram-канала я перепостил, потому что это правильно. Надо больше ориентироваться на людей, давать им возможность себя проявлять, а самим, имея такой ресурс, больше обращать внимание на те места, где беда.
— Как вы думаете, Фонд борьбы с коррупцией внесли в список иностранных агентов в отместку за “умное голосование”?
— Все это закошмаривание, естественно, месть. Это для них самая высокая оценка, но, конечно, это тяжелая история. Я не очень близко знаком с Навальным и его командой. Но мне кажется, что для них в том состоянии, в котором они сейчас находятся, главное — человеческая поддержка. Это единственная энергетика, которая их питает, и дело не только в донатах. Навальный каким угодно может быть. Но сегодня именно он на передовой борьбы с упырями. Ему и его команде труднее других. Мы все должны за них вписываться. Я считаю, что сегодня это долг всех честных людей. Я когда-то голосовал за его исключение из “Яблока” за его участие в “Русских маршах”, но какое это сейчас имеет значение? Да никакого.
Еще раз повторю, я сторонник гармонизации общественных отношений с учетом разных точек зрения, но складывается такая ситуация в стране. Не мы ее создаем, ее создает власть, которая не может больше никак разговаривать, кроме лжи, пропаганды, дубинок и репрессий. Они собираются это все увеличивать, значит, надо этому противостоять. Иначе нечего будет обсуждать. Не будет никаких парламентов, будет сплошная опричнина. Очень хочется оттенков, хочется, чтобы все было не таким черно-белым, но нельзя не видеть очевидного. И в наших отношениях с тем же Макаровым — дружба дружбой, а служба службой. В оценке того, что у нас происходит в стране, у нас нет точек соприкосновения. Он хочет оставить все как есть, давить, не пущать, “не телебонить”. А я собираюсь “колыхать”, “телебонить” и “зажигать”. В переводе с упырского на русский — собираюсь бороться за свободу и справедливость в своей стране, чтобы не было политических заключенных и чтобы люди, которые до последнего патрона хотят защищать власть, то есть “Единая Россия”, больше не руководили петербургским парламентом.
— Недавно исполнился год, как городом управляет Александр Беглов. Ваша критика в его адрес прекрасно известна. Что хорошего сделал этот человек?
— Я такого не вижу. Правда, не вижу. К чему ни прикоснется, все не в золото превращается. Не буду в детали вдаваться, не хочу никого обижать. Хотя после того, что он сказал обо мне, я могу что угодно говорить. Все же понятно со станциями метро. Я один это вижу? Эту ложь, обман, эту протечку, которую свалили на несчастных клинеров. Или мы видим вдвоем с Вишневским, как сумасшедшие? Оксана Генриховна видит крепкого хозяйственника, а я — дремучего снеговика. А про Беглова я не знаю, что сказать хорошего. Расскажите мне. Может быть он кого-то перевел через дорогу?
— Дедушку в Купчино переводил, да.
— Отлично! Поэтому, наверное, Павел Швец и повесил его портрет.
— Когда Беглов только появился в Смольном, ему припоминали увлечение казачеством, слова о “православном поясе” и ждали, что в городе начнется мракобесие. Но ведь не началось. Нам наоборот стараются показать образ прогрессивного политика. Это, по вашему мнению, будет продолжаться или после выборов постепенно сойдет на нет?
— Я думаю, что никакого образа прогрессивного политика построить не удалось и не удастся. Там же из каждой щели… Вы его тогда заморозьте, что ли. Пускай он виртуально существует. На какую сцену он ни выйдет, образ разрушается через три секунды. Вы хоть одно публичное выступление покажите его, которое не стало предметом неловких шуток. Но каким бы он ни был, то, что будут творить они, будет зависеть от того, что будем делать мы и как мы будем сопротивляться. Власть постоянно будет нас пробовать на слабо в разных вопросах.
— Ранее вы говорили, что в ноябре в Петербурге пройдет крупная оппозиционная акция. К ней уже идет подготовка?
— Подготовка к ней пока не идет. Акцию ради акции никто проводить не будет, в этом нет необходимости, и просто это неправильно. Идут обсуждения в среде представителей различных гражданских общественных организаций, пока ничего определенного сказать не могу. Если честно, сегодня нет такого, чтобы люди прямо требовали выйти на митинг. Наверное, отчасти это связано с усталостью, у кого-то — разочарованием, у кого-то — делами появившимися. Слава богу, что они появились у Нэлли Вавилиной и Павла Швеца. Это люди достойные того, чтобы возглавлять муниципалитеты, и они по праву их возглавили. Наверное, если бы власть накосячила еще больше, сегодня многие активисты топили бы за митинг. Но власть невольно поступила где-то мудро, и часть людей теперь заняты насущными делами, они должны оправдать доверие граждан и на это заточены. Я на митинг в любой момент готов выйти, это не проблема, и готов делать все, чтобы и у других была такая возможность.
— Правда, что сентябрьский “послевыборный” митинг договорились закончить побыстрее, потому что некоторые организаторы хотели успеть на футбол?
— Конечно, это шутка была. Чуть ли не я первым эту шутку произнес. Опять же, мы живем в атмосфере кривых зеркал и иногда совершенно превратно толкуем слова или ищем смысл, которого в них нет. Может быть, кто-то тогда и торопился, но я нет. Честно скажу, я болельщик “Зенита”, но у меня правда мало времени, я очень редко сейчас смотрю. Просто не успеваю. И в тот день тоже не смотрел. Насколько я знаю, тогда это прозвучало как шутка, а кто-то написал об этом. Инициаторами того мероприятия были мы с Олей Гусевой. Я исходил из того, что, поскольку у нас вместо заседания парламента 18 сентября будет инаугурация в честь спецоперации, мы должны высказать свою позицию заранее. Мы ее высказали, и, несмотря на плохую погоду, люди пришли.
Беседовал Сергей Еремеев