История с письмом петербургского митрополита Варсонофия Георгию Полтавченко, в котором он просит передать церкви Исаакиевский собор, должна так или иначе закончиться на этой неделе. Тот ошеломляющий эффект, который она произвела, заставил некоторых думать, что это – хитрая многоходовка.
De ure
С юридической точки зрения все просто. Существует федеральный закон 2010 года, предписывающий органам власти отдавать религиозным организациям имущество религиозного назначения, если оно находится в госсобственности. Религиозная организация пишет в орган власти письмо в свободной форме, указывая имущество, которое хочет получить. Орган власти рассматривает письмо в течение месяца и не позже чем через 2 года имущество передает. Если в здании церкви сидит какое-нибудь учреждение типа музея, которому нужно найти новое помещение, – до шести лет. Оснований для отказа практически нет – только формальные ошибки, либо если просителем является иностранная религиозная организация.
Внешне это похоже на реституцию, о которой во времена демократии мечтали самые последовательные либералы: возвращение прежним хозяевам того, что большевики у них отобрали. Хотя и в несколько избирательном виде. На самом деле процесс явно обратный: поскольку до революции церковь являлась элементом государственной машины, исторической справедливостью была бы передача всех соборов обратно в госсобственность. А также включение РПЦ в систему федеральных органов власти и ликвидация патриаршества с подчинением Священного Синода Владимиру Путину.
Если иметь в виду этот исторический факт, то у закона о возвращении церковного имущества большие перспективы. Ведь он понимает под таким имуществом не только храмы, но и здания, построенные для «проведения молитвенных и религиозных собраний, обучения религии, профессионального религиозного образования…» Таким образом, в собственность церкви должны быть переданы, например, Университет кино и телевидения на улице Правды (бывший училищный совет Синода), а также и сам Синод – с предоставлением библиотеке им. Ельцина альтернативного помещения. Церковь может претендовать и на жилые квартиры, которые находятся в бывших паломнических гостиницах. Но только в том случае, если они не приватизированы, то есть являются госсобственностью.
Я вам пишу, чего же боле
16 июля в Смольном получили письмо митрополита Варсонофия губернатору, в котором он «повторно обращался по вопросу передачи Исаакиевского собора» (первая попытка была несколько лет назад, но довольно быстро пресеклась). Никакой особенной аргументации в письме нет. «Назревшая необходимость возвращения собору первоначального назначения – места молитвы, а также имеющиеся для этого правовые основания позволяют утверждать о важности принятия решения о передачи Епархии собора для возобновления в нем полноценной богослужебной жизни», – пишет митрополит. Строго говоря, никакой аргументации закон от него и не требует.
Широкая общественность узнала об этом письме через неделю от депутата Максима Резника. Новость возмутила не только директора музея Николая Бурова (по его словам, он ничего об этом не знал) и традиционно антиклерикально настроенную либеральную общественность, но поколебала и более умеренные круги. Пресс-секретарь губернатора Андрей Кибитов осторожно написал в Твиттере, что вопрос требует всестороннего обсуждения. Позднее министр культуры Владимир Мединский высказался за сохранение «нынешнего статуса Исаакиевского собора». Одновременно, как стало известно потом, церковь попросила себе и Спас-на-Крови. Оппозиционные депутаты тут же стали готовить референдум, хотя в то, что его дадут провести, едва ли верят даже они сами.
Спас-на-Крови, Исаакиевский, Сампсониевский и Смольный соборы входят в музейный комплекс «Музей четырех соборов», который возглавляет экс-глава Комитета по культуре Николай Буров. Процесс передачи Смольного собора начался давно и шел к взаимному удовлетворению обеих сторон – музей получал в качестве компенсации помещения в бывшей Городской думе на Невском. В начале года церковь захотела себе Сампсониевский собор, с которым Буров тоже может расстаться более-менее легко, поскольку это самый малоценный актив в его собрании. Но Исаакий и Спас-на-Крови – наиболее важные и с культурной, и с финансовой точки зрения объекты, допустить потерю которых музей не может, потому что тогда он просто перестанет существовать.
При прежнем митрополите Владимире музей и епархия жили в полной христианской любви. Николай Буров, известный своей религиозностью (впрочем, по нынешним временам весьма умеренной), предоставлял во всех своих храмах возможность проводить богослужения, пускал верующих бесплатно и, по его словам, закрывал глаза на разные мелочи – например, не требовал с церковных лавок, торгующих сувенирами, арендной платы. Однако при новом митрополите отношения испортились, так что на последнем пасхальном приеме директор музея выступил с обличительной речью, предложив владыке «унять своих мальчиков». Сначала все думали, что речь идет о ключаре Исаакиевского собора архимандрите Серафиме (Шкредь), регулярном герое публикаций диакона Кураева. Но, по словам Николая Бурова, с ключарем у него как раз отношения нормальные, а вот с настоятелем Сампсониевского собора протоиереем Александром Пелиным не сложилось. Последнего он обвинял, в частности, в том, что тот торговал на территории собора, являющегося пока музеем, алкоголем – «кагором, неизвестно в каком подвале разлитым в пластиковые бутылки».
Как рассказал «Городу 812» Николай Буров, позиции Смольного, он не знает, но «верит, что руководство города поступит в интересах всех горожан и сохранит музей». После этого он будет стараться продолжать хорошие отношения с церковью, но «былая сердечность этих отношений, строившихся 25 лет, утрачена безвозвратно». В частности, он намерен ввести эти отношения в строго формальные рамки: если закон требует, чтобы со всех арендаторов брали арендную плату, ее будут брать и с церковных лавок.
Пока, говорит директор музея, к нему обращались только представители комитетов, которым велено проработать вопрос: они запрашивают у него хозяйственно-финансовую информацию.
Деньги
Всего на обслуживание четырех соборов, без учета реставрации, тратится 150 миллионов рублей в год, из них порядка 70 приходится на Исаакий и около 40 – на Спас-на-Крови. В прошлом году музей заработал 650 миллионов, в этом планирует получить 700. Он платит 60 миллионов рублей налогов, 200 миллионов уходит на оплату труда 400 сотрудников музея, остальное тратится на развитие и реставрацию. Как подчеркивает Николай Буров, это единственный крупный музей в России, на протяжении десятилетий не получающий ни копейки бюджетных средств. Иными словами, он представляет собой хорошее доходное место.
В епархии уже заявили, что сделают вход в Исаакиевский собор бесплатным. Это, конечно, существенно сократит доходы, но церкви есть на чем сэкономить: во-первых, очевидно, что ей не нужен существующий музейный коллектив. Во-вторых, скорее всего, она не будет платить и за реставрационные работы. По крайней мере, все исторические церкви, включая Казанский собор, реставрируются за счет бюджета. Строго говоря, практически все реставрации памятников в городе, вне зависимости от того, кому они принадлежат, оплачивает казна. Однако если учесть, что, будучи музеем, четыре собора во главе с Исаакием зарабатывают на свою реставрацию сами, дело выглядит совсем иначе. Помимо этих расходов, город потеряет налоговые поступления (религиозные организации не платят налоги). Тогда как церковь получит выгодный с коммерческой точки зрения объект с минимумом расходов.
Цели и средства
Беда в том, что в Исаакиевском и других соборах музейного комплекса регулярно проходят службы. Если бы их не было, требования вернуть храмы церкви выглядели бы более или менее логичными. Но они есть, и поэтому претензии церкви на сами здания напоминают борьбу за деньги. Кроме того, Исаакиевский собор – слишком знаменитый музей, чтобы его можно было ликвидировать, не вызвав возмущения в городе и общероссийском культурном сообществе. Свидетельство чему – заявление Владимира Мединского. Отдашь Исаакий – неминуемо жди претензий на Петропавловский собор. Что потом? У крупных храмов было по несколько домов причта, сейчас это по большей части жилые дома. Поэтому можно предположить, что в Смольном, где любят спокойное течение жизни, не сильно порадовались, получив письмо из епархии. А ряд источников в Смольном и вовсе уверяют, что городские власти собираются епархии отказать.
Почему же митрополит просит отдать ему Исаакий?
На поверхности лежит самая очевидная версия: митрополит Варсонофий последовательно проводит политику увеличения мощи вверенной ему епархии. В том числе – финансовой. Но многие считают, что судьба Исаакия – вопрос, который решается на более высоком уровне. (Говорят даже, что в свое время было обещание митрополита Алексия чуть ли не в письменной форме, что церковь никогда не будет требовать себе Спас-на-Крови, Петропавловский и Исаакиевский соборы, после которого Борис Ельцин и подписал первый указ о возвращении церковной собственности.) И если вопрос с Исаакием решен наверху, то до всех исполнителей доводят высшую волю, после которой никто нигде не выступает. А если не решен, то к чему такая инициатива с мест?
Некоторые считают, что все произошедшее – хитрая провокация против самого Варсонофия, исходящая от его конкурентов внутри церкви (не стоит забывать, что он не только возглавляет епархию, но и занимает пост управляющего делами патриархии). Тем или иным способом митрополита убедили отправить это письмо. Теперь он либо получит отказ, либо добьется своего, но заслужит славу человека, проявляющего неуместную инициативу. И то и другое для него плохо.
По другой версии, жало интриги направлено против Николая Бурова. Возможно, его хотят свалить, возможно – речь идет о распределении денег, которые крутятся внутри его музейного комплекса. Некоторые считают, что цель – развалить музей четырех соборов и разобрать его по кусочкам в другие, не менее влиятельные музеи. В этом случае епархия может выступать не как заинтересованное лицо, а как чей-то союзник.
Наконец, возможно, это нехитрый прием торговли со стороны епархии, которая понимает, что Исаакий ей не получить, но нацелилась, например, на Спас-на-Крови. И потом великодушно откажется от первого в обмен на второй.
16 августа истекает установленный законом месячный срок, в течение которого власти должны дать ответ епархии. Если верно, что Смольный собирается отказать, то не очень понятно, на каком юридическом основании он может это сделать. Единственная зацепка – передачи не подлежат объекты Музейного фонда. В Исаакиевском соборе они есть, но само здание им не является. Поэтому, возможно, Смольный формально не откажет и затеет долгий процесс переезда музея, ничего при этом фактически не предпринимая. То есть отложит решение на 6 лет. А через 6 лет это будет уже проблема другого губернатора.
Впрочем, если один раз отказали, можно и второй раз отказать.
Как устроено право собственности в РПЦ
Если где-то хотят построить церковь, то сначала образуется ее приход. Для этого нужно, чтобы как минимум 10 человек обратились с соответствующей инициативой в епархию. Епархия утверждает создание прихода, назначает туда председателя приходского совета и настоятеля будущей церкви. Как правило, это одно и то же лицо. На практике это выглядит так: вокруг священника образуется группа верующих, располагающих необходимой для строительства суммой и энергией. Все вместе они идут в епархию и оформляют свои отношения.
У прихода есть одно, но важное право: за все платить. Он является юридическим лицом, от своего имени проходит весь мучительный путь согласования строительства и оплачивает работы. Как только церковь построена – она переводится на баланс епархии. Это очень предусмотрительно. Ведь если церковь останется в собственности прихода, а приход будет самостоятельной организацией, он может уйти в раскол: объявить себя какими-нибудь обновленцами или катакомбниками.
В дальнейшем приход самостоятельно эксплуатирует храм, несет все затраты по его содержанию, выплате зарплат священникам и т.д., а также платит «церковный налог» – регулярные отчисления в епархию, размер которых никогда не афишируется.
При советской власти посты настоятеля и председателя приходского совета разделялись, и последний занимали люди из органов, которые таким образом получали полный контроль над церковной жизнью на низовом уровне. Поэтому сразу после свержения коммунистов приходские советы замкнули на настоятелей.
Если церкви передается исторический храм, то между государством и епархией заключается договор о передаче здания и земли в собственность или бессрочное пользование, после чего – договор с приходом, который выступает в качестве пользователя. При этом бюджет, как правило, оплачивает реставрационные работы.
До революции, в так называемый Синодальный период истории русской церкви, многие храмы точно так же строились на средства жертвователей, после чего передавались под контроль Синода или епархий. Наряду с этим существовали ведомственные храмы. Военное министерство строило полковые соборы (в частности, Спасо-Преображенский, Троице-Измайловский и т.д.), Морскому ведомству принадлежал, например, Никольский собор, Исаакиевский собор был на балансе Министерства двора.
«Никаких противоречий здесь не возникало, поскольку Синод входил в систему органов власти точно так же, как и эти министерства. И все вместе они возглавлялись императором. Церковь как имущественно-правовой институт была интегрирована в структуру государства», – рассказал «Городу 812» профессор СПбДА, зав. кафедрой церковно-исторических дисциплин, протоиерей Георгий Митрофанов.
Однако были еще и частные храмы, построенные единолично каким-нибудь купцом или помещиком в своей деревне, а также домовые церкви. В этих случаях инвестор (в церковной терминологии – ктитор, то есть попечитель) имел большое влияние на жизнь своей церкви, в том числе мог влиять на назначение настоятеля. «Поэтому церковные власти не приветствовали появление таких храмов и при первой возможности старались реально переподчинить их себе», – говорит о. Георгий Митрофанов.
Как и сегодня, доходность храмов была важным фактором во внутрицерковных отношениях. Так, например, Георгий Шавельский, глава военного духовенства в русской армии в 1914–1917 годах, а потом – в армии Деникина, вспоминал в своих увлекательных мемуарах, как в 1919 году архиереи белого юга России делили епархии и «екатеринославский епископ Агапит протестовал против отделения Ростова из-за Ростовской часовни, приносившей ему от 18 до 20 тысяч рублей в год».
Антон МУХИН